Наталья Хацкина
Наталья из некрасовских женщин. В мирное время утомлется быстрее, а вот если - в горящую избу или коня на скаку (в прямых смыслах), она практически парит по воздуху. В Хохотуне многие знают ее кухню (о, этот суп с галушками, мусака, блины с рябиной), ее неподражаемый голос, ее песни, ее лошадей…
А недавно Наталья написала рассказ.
Хохотун публикует…
Однажды в тайге
Они жили в тайге уже третий месяц. Её шорохи и запахи, её следы и звуки давно стали привычными и не пугали. Жизнь в лесу - всегда размерена и проста. Утром, после завтрака - в маршрут. После маршрута – на ужин и в спальник. Кружка с чаем, обжигающая руки. И костёр -согревающий душу. Человек воспринимает лес чувством. От Леса - исходит опасность.
Она ощущается по-разному. Бывает, что не можешь заснуть всю ночь, от необъяснимого страха. А иногда посреди леса чувствуешь себя спокойно. Люди меняются в лесу. Безнадёжные алкоголики – становятся трезвенниками. Бывшие заключённые – ценными рабочими. Некоторые симпатяги - отвратительными. Они сбрасывают свои маски и они готовы к встрече с неведомым. Потому что в любой момент в лесу может что-то случиться и от того, насколько дружны будут люди, часто зависит их жизнь.
Было раннее осеннее утро. Они крепко спали, закутавшись в спальники. Их было трое. Женщина, отправившая свою трёхлетнюю дочку на материк к бабушке и к солнцу, её муж, выбравший Камчатку из всех возможных распределений после института и их полевой рабочий, недавний горький пропойца, но в лесу, просто «человек-золотые руки».
Их разбудила барабанная дробь. Барабанная дробь в тайге звучала гулко и неуместно. Какой-то неведомый барабанщик отрабатывал с истеричной решимостью один и тот же ритм. Тра-та-та, та-та, та-та неслось и неслось над лесом, врываясь в сон, открывая спящие глаза, пробуждая в них тревогу.
- Лошади?! - подумала женщина…
Всё ещё натягивая болотные сапоги, штормовку и шапку она безнадёжно надеялась, что ничего особенного не стряслось, всё объяснится и можно будет досмотреть прерванный сон с того самого места…
Жеребёнок…, кофе с молоком, их баловень, их Бяша, носился по проталине, отбивая то самое тра-та-та и истерично, на каком-то ультразвуке кричал. А из самой середины лужи торчала голова его матери. Плечей уже не было видно, осталась только шея, голова и передние копыта.
Подбежавшие мужики сгоряча бросились вытягивать лошадь руками, но скоро поняли, что ничего из этого не выйдет. Тогда решили протянуть под брюхом тонущей Яны верёвки и запрячь лошадей. Но не тут то было. Оказалось, что бедных, ощущающих зыбь под ногами животных, невозможно сдвинуть с места. Не помогали ни крики, ни ругательства, ни сломанные палки, ни сахар с уговорами.
И тогда она побежала звать Хана…
…
Этот конь стал у них любимцем.
- Шуганный, - говорили о нём конюхи, - медведь ещё жеребёнком лапой отметил.
- Не вздумайте его взять на полевые работы! – напутствовал начальник геологической партии Миша Тимофеев, отпуская их на перегон.
Лошади на геологической конебазе большую часть года паслись на воле в лесу. За это время некоторые из них успевали слишком полюбить свободу. Хан пробегал в табуне два года, мало кто хотел возиться с норовистым конем… Когда его отловили наконец, он выглядел совершенно диким, ходил на задних ногах, ронял белую пену и сверкал безумными глазами. И совершенно не хотел седлаться.
Они взяли над ним негласное шефство. Она ухаживала за ним, а муж, единственный в отряде, отважился на нём ездить. Поначалу Хан ужасно седлался, пугался всякой ерунды, то кустика, то верёвки и устраивал светопредставление со скидыванием всадника, разбрасыванием груза и закидыванием ног в разные стороны, так что возникало ощущение Родео. Но потом что-то стало меняться.
Один раз, прямо во время перехода через ручей с него свалилась уздечка. Ожидая в очередной раз цирка и не слишком надеясь на успех, она попросила – «Ханочка, опусти морду».
И случилось чудо. Этот дикарь, этот безудержный, опустил голову прямо в раскрытые ладони. А ещё через некоторое время свободно пасущийся Хан прибегал на зов, как верная овчарка, и протягивал морду для лакомства и уже необходимой ласки. Стоило ей только выйти на поляну и покричать ласково и настойчиво – «Ханушка! Хан!..»
…И вот сейчас, попытавшись восстановить дыхание и сладить с волнением, она позвала его.
Хан примчался свободным галопом, с развивающимися гривой и хвостом и остановился, как вкопанный в метре от её рук. Ноздри трепещут, глаза бросают панические взгляды. Что случилось? Она поняла. Почувствовал тревогу, голос не тот, дыхание сбито. Пришлось срочно взять себя в руки и позвать как прежде, спокойно и ласково.
Скоро Хана поставили перед болотиной, из которой торчала голова кобылы, в упряжку. Еле уловимое движение ладонью по крупу - “давай, милый” - и конь превратился в изрыгающий грязь вулкан. Несколько мощных рывков ногами выше ушей и передняя часть кобылы показалась над водой. Одновременно мужчины налегли на лаги, подсунутые ей под брюхо. Ещё несколько усилий и бедная покрытая грязью лошадь встала на четыре ноги.
Потом женщина долго водила кобылу по поляне. Движение давалось с трудом. Она тяжко вздыхала и останавливалась. Через несколько часов – наконец подпустила и покормила глупого Бяшу. Напряжение спало. Стоял багряный камчатский сентябрь. Впереди был долгий переход.
1994-2008