Тиран в кедраче
Ноябрь 15, 2022
Редакция с удовольствием представляет вам новый рассказ В. Успенского.
1968 год. «В те времена укромные, теперь – почти былинные, когда срока огромные брели в этапы длинные…», – пел Высоцкий. Но нет – в шестидесятые если и брели, то как-то меньше и незаметнее. Закончилась хрущевская оттепель, и начался брежневский застой, хотя разницы мало. В оттепель обозначились кое-какие послабления: выпустили политических заключенных, а некоторых даже реабилитировали посмертно. Режим позиционировал себя как социализм, правда, еще недоразвитый, и обещал коммунизм тем, кто его будет с энтузиазмом строить. Энтузиазма не хватало. Поэтому пришлось подавить бунтовщиков в Будапеште, расстрелять полуголодных рабочих в Новочеркасске и влезть танками в восставшую Чехословакию. Шантажировали мир атомной бомбой, чуть было не затеяли ядерную войну, и лишь по какой-то случайности общий крандец не состоялся.
В отечестве уже давно снесли памятники вождю народов, пристроив на их место фигуры других еще не разоблаченных деятелей. Долгое время догоняли корову из штата Айова и по всей стране сажали кукурузу, но в Якутии и на Камчатке она росла плохо.
На фоне успехов были и просчеты: проявилось недопонимание вредности литературы и поэзии. По недосмотру Лубянки напечатаны «Иван Денисович», лагерная повесть «Мертвая дорога» и даже «Мастер и Маргарита» в урезанном варианте. Окольными путями пробивались песни Галича, Окуджавы, Высоцкого. Однако «Архипелаг ГУЛАГ» и «…шагают бараны в ряд…» система в дальнейшем уже не выдержала – Солженицина и Галича в семидесятые выдворили из страны под улюлюканье трудящихся, которые понятия не имели, о чем это они там пишут. Все же жить было можно, особенно, если следовать мудрому совету Козьмы Пруткова – «Не вникай!».
Я, в ту пору геофизик, был прикомандирован к камчатской геолого-съемочной экспедиции и оказался в интереснейшей профессиональной среде. Здесь царило вольнодумство, а после работы в камералках разворачивались бурные дискуссии и споры о строении полуострова. Способствовало этому бесперебойное присутствие в ближайшем магазине спирта, вьетнамской рисовой водки и вкуснейшей жупановской селедки. Иногда завозили китайское вино «Тон-Хуа» из дикого винограда, хорошее, но, как сказал один из наших геологов: «На хуа нам тон-хуа, если спирта до хуа». Все потому, что не было подходящей закуски к этому напитку. А ведь в стародавние времена, в середине XIX века, такая закусь была – поставляла Русско-американская компания. «Так как эти суда явились из-под тропиков, то всюду в изобилии виднелись ананасы, кокосовые орехи, арбузы, мандарины». Это из дневников ученого-естествоиспытателя Карла фон Дитмара. Похоже, американец, когда он не враг, вполне может быть полезен для Камчатки. Вот какие картинки и мысли невольно всплывают из того глубинного времени больше 50 лет назад…
В том году наш небольшой отряд изучал медно-никелевые рудопроявления на западных склонах Срединного хребта, в бассейне реки Кихчик. Сезон выдался непростым. Почти не было связи - слабенькая радиостанция оказалась бессильна за высоким хребтом. Мне даже пришлось среди лета сбегать в цивилизацию – решить вертолетные проблемы. Ничего, закинул за спину казенную винтовку и пошел через Срединный. В одиночку (людей и так не хватало) без спального мешка и палатки. На четвертые сутки вышел на автодорогу Петропавловск-Мильково, добрался до экспедиции. Сделал дела и тем же путем обратно. Никого не удивил этот одиночный маршрут, инженер по технике безопасности не прицепился, да и был ли он вообще тогда?..
А 10 сентября в горах аномально и окончательно лег снег. Так что нам пришлось ладить снегоступы (почти по Джеку Лондону), чтобы доопробовать канавы, пробитые на горных склонах. Наши низкорослые местные лошадки, срочно обросшие короткой шерстью, уныло жевали кору с берез и копытили под снегом вечнозеленые хвощи. Один же конек более благородных кровей, погиб – не смог приспособиться, бедняга. Очень жалел его тогда. Позже понял, что все закономерно – отклонения всегда мешают выжить. Жуй кору, обрастай шерстью, и катаклизмы не страшны. Остальных лошадей, изрядно отощавших, после снегопада благополучно перегнали к месту их постоянного жительства…
История, о которой пойдет речь ниже, случилась еще в августе, когда буйно цвел иван-чай, и пришло время кижучу подниматься на нерест по Кихчику. Нам же с начальником потребовалось посмотреть рабочий участок ниже по долине. В погожий день верхом добрались до станции рыбонаблюдения, где и решили заночевать. Станцией заведовал и пребывал там в одиночестве добрый пожилой камчадал из поселка Кихчик близ охотоморского побережья. Дежурить одному было скучно, и он стал показывать нам свое очень даже любопытное хозяйство. Неглубокая речка вся была перегорожена решеткой из ивовых прутьев с узким проходом для рыбы. Здесь-то и проводился подсчет прошедшего на нерест лосося, как нынче говорят, дикого (хотя для меня это звучит по-дурацки). Рядом в небольшом домике, где хранились рабочие причиндалы, на столе лежал раскрытый журнал учета. Я не удержался и, заглянув украдкой, прочел последнюю строчку. С камчадальским «акцентом» было записано: «…прошел 900 кижуч». Здесь же стояли три здоровенные бочки с соленой рыбой. На прикидку – как раз те «900 кижуч», что «прошел». Спрашивать не стал, тут свои порядки, прошел, так прошел. Понятно, почему выше по реке рыбалка как-то не удавалась. Но нам и мяса хватало благодаря трехлинейке, которую выдали мне на полевой сезон. Хорошая винтовка 1932 года с точным боем, прямой выстрел – 200 м. Рогатых тогда в горах хватало, да и много ли нужно на десять едоков?..
Вечером устроили посиделки с жареной рыбой и бутылкой спирта. Разговорчивый хозяин рассказывал о местной жизни и с особой гордостью сообщил, что неподалеку на сопке стоит памятник – кому бы вы думали? А не скажу пока, чтобы вы от любопытства немного помучались. Утром, едва проснувшись, я пошел посмотреть, тем более, что не очень поверил застольным разговорам. Совсем заросшая, едва заметная колея привела меня к низенькой сопке. На плоской вершинке в кустах кедрового стланика просвечивало что-то металлическое. Подошел ближе и… да, ребята, не сочинил наш рассказчик. Это был он – тот, который «…на труд и на подвиги нас вдохновил». Только не во весь рост, а бюст, но довольно крупный, с изречениями, проступавшими на массивном металле.
Сквозь кедрач великий вождь не выглядел таким уж великим и страшным, и даже вызывал некоторое сочувствие, будучи в подобном незавидном положении. Я тут же вспомнил, как в день смерти лучшего друга детей, не пошел в школу (в 5 классе учился), посчитав, что теперь всему конец, какая уж там школа. А все потому, что в детстве, уже в садике, правильные песни пел на уроках музыки. Это у вас были зайчики да елочки, а мы пели про то, как «…с песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталином идет». Только я «борясь» не понимал тогда, мне слышалось «баляси», так и пел. Помню, что какое-то время непонятные «баляси» доставали, потом решил: раз есть они, зловредные, то их, конечно же, нужно побеждать, и успокоился. Такое мне в голову стукнуло, когда смотрел на притаившегося в зарослях развенчанного кумира.
Предисторию появления властительного лика в глухой тайге рассказал гостеприимный рыбонаблюдатель.
Памятник был изготовлен местными умельцами в поселке Кихчик по специальному разрешению. Как положено, сделали постамент и поставили бюст на видном месте. Когда же пришло распоряжение убрать изваяние, власти решили сделать по максимуму - вовсе его распилить и переплавить. На его место уже прислали Ильича небольшого размера, зато в полный рост. Ночью, когда начальники разошлись отдыхать и поселок затих, вождя доставили в мастерские. Наладили было распиловочный станок, да призадумались. Рука не поднималась выполнять предписания – столько лет почитали и вдруг… Опытный мастер стал уговаривать товарищей не творить безобразие, пожалеть великого человека. Наверняка ведь ошибка какая, скоро спохватятся наверху, да и вернут все обратно. Еще и покарают совершивших непотребство. Или вообще проверяют на верность власти, кто поддался, влепят десятку, а то и под расстрел. А потом предложил отвезти верховного подальше в лес, доложить, что все исполнено, следов не осталось. Глядишь, еще наградят потом. И уговорил.
Запрягли лошадку, погрузили в телегу, забросали мешковиной и рыболовными сетями, да и отвезли поверженного на дальнюю сопку. Благо, была какая-никакая дорога на сенокосы и рыбалку. Скрытно сделали, начальство не узнало, а если слухи и доходили, не стало поднимать шума, себе дороже. С тех пор и «живет» Отец Народов в далеком краю, оставив осиротевшее и обездоленное человечество.
Судьба вождей в нашем мире нередко сурова. Их ликвидируют, судят, сажают, они кончают самоубийством или сходят с ума. Памятники идут в переплавку либо валяются на свалках. Камчатка же, как всегда, поступила вполне благородно, поместив генералиссимуса на сопке, пусть даже и в кедраче. Обзора здесь, конечно, никакого, мировые события не просматриваются. Зато судить не будут, не посадят – да и «...кто его посадит, он же памятник!..».
Но не забыт полководец, наоборот, вновь из засады направляет победное шествие вождей по планете. Скоро-скоро наступит всеобщее равенство, процветание, установится новый справедливый миропорядок. Но все это только борясь и побеждая, жертвы неизбежны. Много жертв. Может потому-то и «…идут по Украине солдаты группы «Центр»…», – невероятная догадка поэта в стихах о другой казалось бы войне. Шепот мироздания, закон парности событий. А у Алексея Толстого в позапрошлом веке удивительно точное и простое объяснение сокровенных желаний вождей-благодетелей: «Весь мир желают сгладить и тем ввести равЕнство, что все хотят загадить для общего блаженства!» Показала-таки вселенная Алексею Константиновичу обнаженное нутро будущего тотального счастья. Мир корчится, сопротивляется пока, «…но рай чертей в Аду зато построен!», наверное, прав Высоцкий. Однако так хочется думать, что есть еще шанс! Кто знает.
Камчатка, 2022 г. Виталий Успенский
Рубрики:
Истории
Оставить комментарий
Вы должны войти, чтобы оставить комментарий.